— Ati, все хорошо. Ребята с работы приходили, кино мы посмотрели, боевичок. Пили б, я бы тебя позвал, без вопросов.
— А зачем пиво выжрали? Я его на пенсию купил, на последние деньги, две банки. От тебя же не дождешься. С работы, они, конечно, роднее отца. Давно бы меня в дом престарелых сдал и радовался. Мечтаешь, признайся?
— Ati, я куплю тебе пива. Четыре банки, прямо с утра.
— И водки, — немедленно потребовал отец, принимая еще более грозный вид. — Я не для себя, мне соседей еще подмазывать. Ты среди ночи фильм с дружками посмотрел и смылся, а мне с ними встречаться. В милицию заявят, что делать будешь? Две бутылки возьми, понял?
И отец, почти не пошатнувшись, развернулся и удалился в свою комнату, где не мешкая включил свою единственную и потому определенную на вечное поселение в древней «Сонате» кассету с концертом Розенбаума 1983 года. Вообще-то он тихий, но раз в пару недель любил одержать по какому-нибудь поводу убедительную победу над любимым, но совершенно непутевым сыном. И тогда обязательно включал Розенбаума. Соседи привыкли, а после того, как Ильдар денежкой или добрым словом подмаслил каждого из них, и смирились.
Гильфанов грустно улыбнулся и сел на край ванны. Следовало побыстрее сообразить, как потолковее распорядиться неожиданным подарком Дарона. Все-таки не каждый мог похвастаться тем, что засунул пятерню в мягкое подбрюшье казанской оргпреступности, и теперь может как угодно вертеть ручками и делать любые фигуры пальцами.
Президент Российской Федерации при обстоятельствах и в порядке, предусмотренном федеральным конституционным законом, вводит на территории Российской Федерации или в отдельных ее местностях чрезвычайное положение с незамедлительным сообщением об этом Совету Федерации и Государственной думе.
Конституция Российской Федерации
Пресс-конференция была назначена на девять утра. Не лучшее время для моего совиного организма, но увы, ноблесс — он и в Африке оближ. Опаздывать, в принципе, резонов не было, а тем более сегодня — когда впервые предстояло не вкладывать речи героя мероприятия в газетный отчет, а навыворот — герой должен тупо следовать сочиненному мною сценарию. Во всяком случае, по словам Гильфанова, Магдиеву так понравилась нарисованная мною «рыба», что он чуть ли не пообещал с протоптанной Летфуллиным тропинки не сворачивать.
Протаптываться этим утром пришлось изрядно и в прямом смысле. Территория Казанского кремля несколько лет назад была провозглашена то ли заповедником ЮНЕСКО, то ли заказником ООН. Не знаю, как это отразилось на общем состоянии культурного наследия человечества, много ли на это наследие набежало процентов и для кого именно. Знаю только, что журналистам стало сложнее. Во-первых, чиновников, населявших кремль, теперь распинывали с заповедной территории в самых причудливых направлениях — и приходилось какой-нибудь «Татфураж» искать не рядом с «Татсеном» и «Татсоломой», а на задворках казанского гарнизона. Впрочем, хотя бы лексическая логика в этом была — фураж там, фуражка… Дурь, короче. А во-вторых, границы пешеходной зоны заповедного холма расширялись все активнее. Кремль вытянулся лошадиной башкой по холму вдоль Казанки, и пройти в него можно было с двух сторон: через пасть, то есть Спасские ворота в одноименной башне, в которые втекала улица Кремлевская (в девичестве Ленина), либо же снизу, от набережной, через Тайницкую башню (обозначавшую гортань лошади). Но теперь первый, основной вход стал страшно неудобным для автолюбителя, которому бросить машину в хотя бы относительной близости от международного заповедника решительно невозможно. Кремлевская-то давно стала непроезжей для нормального человека, а теперь и карман на Профсоюзной (это метров пятьдесят вниз от Спасской башни), где раньше была общая автостоянка не обремененных пропусками-вездеходами посетителей кремля, мэрии и Академии наук, отгорожен капитальным забором. А за ним — очередной булыган с невнятным обещанием поставить здесь какой-то памятник. Брехня, конечно. Возможно, кремлевские идеологи вдохновлялись Тадж-Махалом и мечтали со временем превратить опекаемое сокровище в святыню, к которой можно приближаться только на босых цыпочках. Но к счастью, в сторону Казанки решительное наступление заповедной дремучести пока не покатилось. Так что я, предусмотрительно подъехав к половине девятого, благополучно приткнул «окушку» рядом с инкассаторским броневиком салатного цвета, в гордом одиночестве охранявшим асфальтовый пятачок под участком холма и стены между Тайницкой и Северной башнями. Заперев машинку, я зевнул, вынул удостоверение и потихонечку пошел к Тайницким воротам, сколоченным из черного двадцатисантиметрового бруса, — в них маячил сержант, не предусмотренный обычным режимом охраны Кремля. Попутно я похвалил себя за предусмотрительность. Одних местных телевизионщиков хватает, чтобы не то что «Оке» — велосипеду «Школьник» негде было приткнуться. А в этот раз телевизионщиками, тем более местными, дело ограничиться не могло. Так что немного удивило решение службы магдиевского протокола провести прессуху в старом, так называемом губернаторском дворце (это который зеленый с белым). Он и после могучего ремонта напоминал коммуналку в «сталинке» — все очень высоко и длинно, зато руки в стороны не разведешь. А ведь новый дворец (бежевый с белым) турецкие братья отгрохали по соседству с губернаторским и по заказу Шаймиева так, как Пал Палыч завещал, — много площадей, сводов и позолоты. Короче, Византия на марше. Самое забавное, что эта красота считалась реконструкцией вполне древнего Северного корпуса Пушечного двора — об этом руководство музея-заповедника говорило на полном серьезе. Но то ли цвет, то ли еще какая тонкость в шаймиевском новоделе Магдиеву, похоже, не нравилась. В любом случае, он норовил все свои мероприятия проводить по-губернаторски, а не по-пушечному. Память коммунального детства, не иначе.