Татарский удар - Страница 45

— Ну да, — сказал Гильфанов, страшным усилием удерживая себя от срыва в расчеты вариантов, позволяющих предотвратить и схлопнуть нарисованные бандитом возможности, о которых Ильдар, к своему стыду, раньше просто не догадывался. — Но это все когда еще будет. Или ваши пацаны прямо сейчас в «Заводной апельсин» играть начнут?

— При чем тут апельсин? Ты чего паришь-то? — Дарон явно рассердился. — Умного дал, да? Пацаны — это тебе не страшно. А если мы твоего папу усталого сейчас разбудим, сюда приведем и начнем на куски резать, это как, страшно будет?

— Айдар, я все понял, — быстро сказал Гильфанов.

— Ничего ты не понял, Ильдар-абый. Серый, веди папу.

— Айдар, не надо, — картонным голосом сказал Гильфанов.

— Надо, Вася, надо, — с удовольствием сказал Дарон. — Иди, Серый.

Амбал у двери выскользнул в коридор. Гильфанов напряг ноги. Айдар засмеялся:

— О, какой хороший сын. Хоть и пьяный, да свой, да? А у меня вот папы не было никогда. И ничего, вырос, нормально все. Да ладно, не дергайся ты. Не будем ничего делать. Я же не зверь. Просто познакомиться хочу. Интересно же — сын такого великого человека.

В отцовской комнате завязался невнятный шум.

Дарон, немного послушав, прокомментировал:

— Во. Могучий старик. Щас он нам всем покажет. Ждем с нетерпе…

В эту секунду Гильфанов с силой толкнул ногами пол, намереваясь въехать вместе с креслом в уязвимые места дежурившего за спиной Сани.

Но Саня оказался не совсем там, где ожидал Гильфанов, — так что вместо того, чтобы повалить бандита с ног и грохнуться сверху, полковник лишь крутнул того на месте, а сам улетел к кушетке и повалился на нее через спинку выскользнувшего кресла. Так, лежа, он и наблюдал за тем, как в комнату врываются данияловские парни в черных спецкостюмах и сферических шлемах, валят с ног Дарона и послушно бросившего пистолет Саню, а потом заволакивают Серого, зачем-то зажимая ему рот, и расстилают его на полу.

Через полминуты суета улеглась, один из спецназовцев стащил шлем, показав голову Данияла. Голова была мокрой, а лицо озабоченным.

Даниял шагнул к кушетке и протянул руку.

Гильфанов, скорчив гримасу, медленно сел и спросил:

— Что батя?

— Спит, — вполголоса сказал Даниял. — На другой бок перевернулся, и дальше…

— Ага, — сказал Ильдар. Посоображал немного и вспомнил: — Где еще один?

— Там, — махнул рукой в сторону коридора Даниял. — Там все уже. Сразу. Губит людей пиво.

— Ага, — повторил Ильдар. — Чего долго так?

— Соседей наверху не было, а дверь стальная, «двойка». С крыши заходили. А там у вас гнилое все, блин. Потом, нашуметь боялись. А так — сразу выехали, как сигнала не получили, что вы в квартире, контрольку уже в пути сделали. Все нормуль ведь по итогам?

— Все отлично. Спасибо, Даниял. Извини за наезд — нервы.

— Нормально, Ильдар Саматович. А почему вы про почти весь номер сказали, а не про четыре цифры?

— Даниял, Лида не четыре же цифры неправильных назвала, а пять. А они мой номер могли знать.

— А. Ну ладно. Кто такие хоть?

— Ну, эти, с мясом, местные, по ходу, пацаны. Мелочь. А это вот Айдар Альбертович, если не ошибаюсь, Зарипов. Замдиректора такого московского ООО «Славянка» и то ли левая, то ли средняя рука товарища Минрасулова Эн Фэ. Дважды привлекался по подозрению в соучастии убийцам, еще раз за вымогательство, но до суда не дошел. Правильно я излагаю, Айдар Альбертович? — осведомился Гильфанов у Дарона, вжатого ухом и скулой в линолеум.

Дарон не ответил.

— Молчит, — удивился Гильфанов. — А такой ведь словоохотливый был, Даниял, ты не поверишь. Рассказал, как всю республику в крови утопит, а сначала папу моего на ремни порежет.

— Серьезно, что ли?!

— Абсолютно! Только есть у меня ощущение, что он на самом деле хочет не молчать, а рассказать нам все, что знает по поводу расулевских планов и расулевских сил на нашей многострадальной земле, да и в Москве дорогой нашей. Дай-ка мне нож, Даниял, и тащите-ка вы этого товарища на кухню. Там кафель, и дверь потолще…

Гильфанов оказался прав. Дарон все рассказал. Правда, уже после того, как наблюдавший за допросом лейтенант Корягин быстро ушел в туалет, а потом вернулся с мокрым, серым и безучастным лицом. Но до того, как Гильфанов, напоминавший скорее мясника, чем аналитика, со словами: «И последнее, Айдарик. Не желай другому того, что не желаешь себе» — всадил клинок в печень осипшему Дарону.

Гильфанов домывал руки, когда дверь в ванную задергали.

— Что там еще? — раздраженно спросил он, решив, что вернулся кто-нибудь из данияловских ребят, завершивших зачистку и уборку, в том числе собственную.

— Ты какого хрена там делаешь? Вылазь быстрее! — рявкнули за дверью.

Гильфанов на секунду поник, безнадежно глядя на облезлый полотенцесушитель. Дверь задергали еще сильнее.

— Сейчас, ati, — он посмотрел на мокрые руки и живот (рубашка валялась за занавеской в ванне), убедился, что вполне чистыми выглядят даже коротко стриженные ногти, наскоро промокнулся полотенцем и откинул шпингалет.

Стоявший на пороге отец имел распухшее и помятое со сна лицо, был грозен и готов к обличениям.

— Значит, пить потихоньку начал, друзей приводить? А отца мы стыдимся, отец пусть лежит, мы без него raxatlanep посидим, shulai meni? Вырастил сыночка благодарного, спасибо, ulym. Чего глаза отводишь, есть стыд все-таки, значит? К отцу в дом баб каких-то привел, визжать начали. Думаешь, я не слышал? Все слышал, весь бардак этот. Я вот Эльке скажу, устроит она тебе.

Отец, похоже, в очередной раз забыл, что квартира принадлежала Ильдару, а свою он давно и благополучно пропил. Эльвира же вместе с Эвелиной, дочкой, ушла, а потом и уехала к тетке в Березники семь лет назад.