КПМ стоял у начала лесопосадки, от которой доносился нервный птичий цокот.
Ренат сладко потянулся и подошел к Славяну. Тот, увидев, что будить босса вестью о мелкой, но проблемке, уже не придется, заметно просветлел и перешел в контрнаступление, в обычной своей манере распуская пальцы веером и неся полную пургу типа: «Ну че, командир, на своих-то кидаешься? Мы ж не черти какие, мы нормальные люди, а ты нам палкой в лоб тычешь». Боец он был хороший, человек надежный, но язык имел заточенным совершенно не в ту сторону и для деликатных переговоров решительно не годился. По уму пускать его за руль не следовало. Но, во-первых, водить он умел и любил. Во-вторых, ездить в основном приходилось в пределах области, где Татарина знала каждая собака — так что его штатным водителем мог быть хоть слепоглухонемой аутист, хоть объявленный в федеральный розыск маньяк-ментофоб, страдающий недержанием речи. Увы, в родном Татарстане Ренат Рахматуллин был куда менее известен.
Ренат поморщился и собрался лично вступить в принимающую непродуктивный характер дискуссию. Но его опередил подоспевший от КПМ мрачный старлей. Он вплотную — так, как в приличном обществе считалось уже недопустимым — подошел к Славке, наседающему на сержанта, — второй старлей остановился в паре шагов, — и осведомился:
— Проблемы?
— Товарищ старший лейтенант, — жалобно начал сержант.
Его перебил Славка:
— Пока нет. Дай проехать, и вообще не будет.
— Слава, — мягко сказал Ренат.
— Не, ну Ренат Салимзянович, — взмолился Славян, но поперхнулся фразой, развел руками и шагнул в сторону.
Старлей кисло глянул на него, на Рената, на подоспевших Тимура с Саньком, потом посмотрел на сержанта:
— В чем дело, сержант? Почему не начали досмотр машин?
Так, подумал Ренат. Какая сука стукнула?
— Товарищ старший лейтенант, — снова затянул сержант, — я их знаю, это наши люди… из Тольятти… то есть теперь не наши, но у них все в порядке…
— Сержант, неприятности нужны? — с той же равнодушной интонацией справился старлей.
С бодуна он, что ли, подумал Ренат и сказал:
— Простите, я так понимаю, вы собираетесь нас обыскивать.
— Не обыскивать, а досматривать. И пока не вас, а машины.
— Хрен редьки… А в связи с чем, простите?
— В связи с оперативной необходимостью, — сообщил старлей и отвернулся к сержанту: — Права и документы на машину.
— Товарищ старший… Я еще не… — сержант потерялся, как первоклассник перед завучем, и даже втянул голову глубоко в плечи.
— Сержант, — с выражением сказал старлей, еще секунду смотрел на него — тот совсем умер, — затем обернулся к уставившемуся в небо Славке и равнодушно стоящим в сторонке Саньку с Тимуром.
— Права и документы на машины, — как заведенный повторил старлей, протянув руку.
Парни посмотрели на Рената. Ренат вздохнул и попросил:
— Товарищ старший лейтенант, можно вас на минутку?
— Товарищ пассажир, я не с вами, кажется, разговариваю, — не отводя взгляда от водителей, сказал мент. — Вы, я так понимаю, не за рулем были? Так что не мешайте, пожалуйста. Сейчас во всем разберемся.
— Но это мои машины, — Ренат попытался еще раз решить все по-хорошему. — Давайте я за них и отвечу.
— Спасибо, я вас не спрашиваю. Не мешайте, — отрезал старлей и еще демонстративнее протянул руку за документами.
Ренат опять вздохнул и полез во внутренний карман. Реакция на столь невинное движение его удивила: сержанты положили руки на автоматы, а лейтенанты так и вовсе откровенно направили стволы на самарских гостей.
Тут уже напряглась братва.
Ренат усмехнулся:
— Тшш… Спокойнее, друзья.
Извлек заветное удостоверение — то самое, что брал с собой только в дальние поездки, но и там старался не светить, и в итоге применил только раз, в Москве, когда в «Шереметьево-2» встречал немецких гостей и должен был миром избавиться от пары в дугу пьяных омоновцев.
В документе было написано, что Рахматуллин Ренат Салимзянович является подполковником Федеральной службы охраны. Это заверялось личной подписью самого начальника службы. Удостоверение выглядело как настоящее. Оно и было настоящим. Правда, Татарин до сих пор не любил вспоминать, каких трудов стоило сделать эту ксиву. Труды, впрочем, окупились: шереметьевские омоновцы, например, растаяли в аэропортовском воздухе со скоростью падающего самолета. Того же Ренат ожидал и от не в меру ретивых земляков. Но унижать их не желал совершенно. Поэтому, позволив гаишникам всласть налюбоваться корочками, включил почти извиняющийся тон:
— Ребята, сами понимаете, мы просто так не ездим. Вы уж простите, что сразу все не объяснил. Счастливо!
Показал своим — по машинам, мол, развернулся сам. И застыл.
Потому что старлей тем же скучным тоном сказал ему в спину:
— Не торопитесь так, товарищ подполковник. Не надо.
Ренат медленно повернулся и посмотрел старлею в лицо. Лицо обыкновенное — красная от раннего загара кожа, короткий нос, серые глаза, комариный укус на скуле. Староватое разве что — мент выглядел Ренатовым ровесником, стало быть, было ему слегка за тридцать. В этом возрасте люди в капитанах-майорах ходят, Ренат, вон, до подполковника неожиданно для себя дослужился, а этот все старлей. В принципе, понятно, почему.
— В чем дело, старший лейтенант?
— Товарищ подполковник Федеральной службы охраны Российской Федерации, — продекламировал старлей, и Ренат понял, что издевка в голосе ему все-таки не почудилась, — вы уж извините глупого милиционера, но у меня приказ досматривать все проходящие машины, а в случае нужды — водителей и пассажиров. Вы ведь знаете, что такое приказ?