Татарский удар - Страница 119

119

— Опять же, достали эти shimbalar, а тут есть возможность толкового человека поставить на толковое место. Тебе самому не надоело в эти подсвисты играть? Неинтересная же газета.

Я дернул плечом и набрал в легкие воздуха. Там этот воздух и сгинул: Магдиева было не остановить.

— Неинтересная, я тебе говорю. Авторы сильные, идеи вроде ничего. А получается тоска. И знаешь, почему? Потому что не родной человек делает. Я так считаю: если ты живешь в Казани, делай казанскую газету. Если в Москве — московскую. Но тут странно получается. Если ты в Москве продвигаешь казанские новости и казанские взгляды, ты будешь выглядеть, tege, как дурак. Зато в Казани можно хоть московские, хоть тель-авивские, хоть вашингтонские взгляды двигать. Я и не спорю, ты знаешь, я в этом плане за полную свободу. Но ведь должна быть и татарская правда. И кто ее должен нести? Русский, что ли? Или немец? Татарин должен. Не хочешь на место Долгова — без проблем. Свою газету издавай. Нормальную. Дела-то интересные только начинаются. Как тебе идея?

— Знаете, Танбулат Каримович, — сказал я, подумав. — Я сейчас скажу, как. Только издалека, ладно? Я еще совсем зеленый был. В смысле, молодой. И меня пригласил один средненький такой начальник из МВЭС. Может, вы его даже знаете, а может, и нет — он потом делся куда-то, еще до министерства. Вот, пригласил он меня вечером для беседы по очень важному поводу, касающемуся национальных интересов республики. Я, с одной стороны, дурак еще был, с другой — все равно осторожный. Попытался выспросить поподробнее. Он там буквально за полминуты меня загрузил, как бульдозер телегами, про то, что типа есть такой клуб национально мыслящих чиновников и предпринимателей, заинтересованных в том, чтобы татары не жрали друг друга с этим самым, а продвигали — ну, типа как евреи или кавказцы. Тогда всякие национальные моменты были модными и актуальными, а я всегда остро это дело чувствовал. А с другой стороны, решил, что клуб может стать хорошей темой, в случае чего. С Долговым посоветовался. Тот прихерел, пожал плечами и сказал: «Хочешь, на хер его пошли, хочешь — езжай». Я поехал. Этот дятел адрес дал на парке Горького, в высотке, где сейчас внизу магазин «Меридиан». Я приперся, думаю, там сидят банкиры и вице-премьеры, толстые, в сумраке и с сигарами, и решают, как им с помощью контрабанды мазута в Прибалтику побольше суверенитета проглотить. А там однокомнатная квартира без мебели — диван, кресло, телефонный аппарат на полу, и орел этот ходит. Потом тык-мык — минут пятнадцать разговор дебильный был: я его вежливо про клуб да про планы, он все за жизнь и про то, как важно нам, представителям великого, но несчастного народа, друг друга поддерживать под натиском marjalar и shimbalar, как вот я похож на честного человека и как у меня глаза блестят. Вот так посидели, он чаю налил, гадостного такого — я ж не пью, — и я все не врублюсь, чего он вола вертит. Спрашиваю, а чего клуб-то? Он понес, что сегодня не получилось, да надо посоветоваться, да давай попозже. Я говорю: ну до свидания тогда. А он обрадовался, вскочил, руку жмет, пока, говорит.

— Айрат, dustym, прости душевно, но зачем мне такой интересный рассказ?

— Щас, Танбулат Каримович. В общем, так я и не понял, что за клуб такой неуловимый, как мститель, был. С Долговым на следующий день непонятками поделился. Он высказался вроде того, что вас, татар, умом понять — это похлеще чем русских. Дятла того я потом видел пару раз, и он как-то все бочком мимо меня и на прямые вопросы про клуб бледно улыбается и ускользает. Потом выяснилось, что из министерства поперли. За что, никто толком не объяснял, только рожи корчили — типа, а как же его не попереть-то. И вот только недавно я боевик какой-то смотрел, там эпизод про пидоров. И я вдруг это дело с клубом вспомнил, и дошло до меня. Дятел этот просто пидор был и меня зазывал типа на свидание. И был уверен, что я либо сразу все понял, либо пойму по ходу, и все у него получится. А получилось наоборот — видать, он всосал, что не срастается — не знаю уж, почему. У этих свои секреты.

— Ты вот так shypyrtykyna на Долгова, что ли, выходишь? — спросил Магдиев.

— Не-а, — почти торжествующе сказал я: похоже, о'генриевски неожиданный финт логики следовало признать вполне удачным: собеседник явно не допирал, к чему я веду. Любил я такие моменты в разговоре. — Я, Танбулат Каримович, потом начал вспоминать все разговоры о национальной гордости татар и о том, что мы должны быть вместе плечом к плечу, — а с разными людьми на эту тему болтать пришлось. И понял, что большей частью этих чуваков не плечо, а задница интересовала. И национальный вопрос почесать для них — как для нормального человека у девушки время спросить. Так что, извините…

— Стоп. Сам извини, dustym. Я правильно понял, ты меня пидором назвал? — вполголоса спросил Магдиев.

Завелся, подумал я с удовольствием, и начал:

— Да нет…

В голове вспыхнуло, а выше колен стало неудобно. Перед глазами мелькнули шторы и почему-то рабочий стол Магдиева, стоявший в дальнему углу. И сразу тупо стукнуло по затылку и крестцу.

Через пару секунд я сообразил, что лежу на полу в двух метрах от переговорного стола. Опрокинутый стул обозначает середину расстояния, отделяющего мое нынешнее местоположение от предыдущего, а Магдиев застыл в той же позе, из которой двинул мне в челюсть, — навалился грудью на стол и тяжело смотрит на мои попытки найти ноги и способ их использовать.

Когда я наконец сел и принялся неумело соображать, что случилось и что теперь делать, Магдиев заговорил:

— Вы, kocheklar, совсем нюх потеряли. Не соображаете, с кем говорите и что говорите. Пиздюк ты тупой, журналист. Я к тебе, tege, как к родному, а ты меня с пидором сравниваешь. Видеть тебя не хочу. Пшел вон.

119